-ов (а) -ев (а) -ин (а):
Y.M.

Кадр из фильма «Мунаджаты Махиры», 2024. Изображение предоставлено автором.
Кадр из фильма «Мунаджаты Махиры», 2024. Изображение предоставлено автором.
«-ов(a) -eв(a) -ин(a)» — это серия интервью с художниками, чья практика курсирует вокруг языка, затрагивает пересечения между идентичностями и взаимодействует с устной традицией национальных языков. В первых шести интервью, взятых для проекта, пристальное внимание будет уделено татарскому и башкирскому языках. Своим названием проект ссылается на унифицирующие окончания, которые на протяжении XX века добавляли представители различных национальностей к своим фамилиям. Интенция, стоящая за сбором этих интервью, максимально проста — художники, сознательно работающие с языком, способны рассказать в деталях о том, как язык оживает или умирает, забывается или пополняется. При этом позиция художника, который занимается исследованием языка, в этом смысле отлична от позиций других языковых исследователей — филологов, этнографов и так далее, поскольку во многом определяется жизненным опытом самого художника/художницы. «-ов(a) -eв(a) -ин(a)» — это нежное послание родным языкам, призванное обратить внимание на их текущие состояние; это сигнал тревоги, посылаемый в будущее; это ниточки, протянутые через поколения и территории. В интервью на вопросы куратора-юлдаш ZAMAN MUSEUM Марии Сарычевой отвечает мультидисциплинарная художница Y.M.
Лекция-перформанс «Языки безумия», 2025. Изображение предоставлено автором.
— В какой момент в твоей художественной практике возникает пристальное внимание к языку?
— Язык предшествовал художественной практике, которая возникла позднее, во многом из моего отношения к языку, а точнее, к языкам. Я всегда воспринимала язык семиотически, визуальный язык для меня — такая же знаковая система, как речь, киноязык, жестовый язык и так далее; они не состоят между собой в иерархических отношениях. С самого детства я была приставлена к двум языкам, татарскому и русскому, и космополитическая идентичность переводчицы для меня важна, как в художественной, так и в языковой практике. При этом эта идентичность не является ни дополнительной, ни нейтральной, у нее активная позиция. Альфрид Бустанов — татарский философ, в своем подходе совмещающий пристальное чтение татарских рукописей, заботу о контекстах, в которых они циркулируют и критику университетского знания, затрагивает очень широкий пласт вопросов, связанный с татарской культурой, и часто говорит о роли полилингвальности в ее развитии.  В одной из моих работ, аффективном словаре татарского языка, который состоит из ста фраз на татарском, есть пословица «татарга тылмач кирәкми» — «татарам не нужен переводчик», поскольку в определенный исторический период татары очень хорошо понимали крымскотатарский, узбекский, уйгурский, казахский, башкирский, чувашский, чагатайский. Недавно я узнала о том, что репрессированные татары легко выучивали саха и говорили на нем без акцента, — интересные репрессированные географические встречи. Возвращаясь к Альфриду Бустанову, чья деятельность меня вдохновляет и дисциплинирует. Он много работает с неакадемическими источниками, например, с коллекцией Зайнаб Максудовой, деревенской татарской учительницы, ученой без институции и финансирования, которая по крупицам собрала невероятную библиотеку по генеалогии исламского знания на Волго-Уральской земле. После своей смерти советская ханум, в совершенстве говорившая на старотатарском, арабском, персидском, русском оставила уникальное наследие. Билингвальность для носителя татарского языка совершенно естественна, она всегда было частью языкового контекста.
Мы рождаемся в языке. Эта «символическая купель», как называет ее французский психоаналитик Жак Лакан, которую мы не выбирали, но в которую мы оказались вписаны. И мы, как котята, пытаемся выплыть из нее, чтобы выстроить свои собственные отношения с языком. Оттуда рождаются разные слепки языков. Поскольку я междисциплинарная художница, у меня нет внутреннего обязательства относительно того, что все, что я делаю, обязательно должно иметь визуальный образ, хотя я и работаю с движущимся образом. Очень многие мои видеопроекты рождаются через звук. В этом смысле, это немного рецептивный билингвизм, когда ты понимаешь все, что тебе говорят, но в горле стоит кость, и ты не можешь выдавить ничего в ответ. Эти отношения с языком я переношу через все языковые контексты, частью которых я являюсь, и пытаюсь с этим работать. Например, в моем последнем фильме звучат английский, норвежский, русский и татарский языки.
Презентация книг цикла «Языки безумия», 2025. Изображение предоставлено автором.
— Что для тебя татарский язык?
— Татарский язык — это голос родных, это место встречи с теми, кого уже нет в живых, это родник, который чылтыр-чылтыр (с тат.  «журчит»), который поддерживает меня в самые хрупкие моменты в жизни. Детский психоаналитик Франсуаза Дольто, которая, помимо всего прочего, много работала с детьми после второй мировой войны, использует понятие как langue-dite-maternelle, на английском language-to-be-maternal, то есть язык, который должен был стать материнским или язык якобы материнский, даже не знаю, как лучше перевести. То есть это не просто материнский язык, здесь есть измерение потери, полной или частичной. Может быть, субъект родился в билингвальной среде, а может, совершил переход из одной языковой среды в другую в раннем детстве — то есть это язык, которым мы не вполне владеем в прагматическом смысле, но при этом именно этот язык в архаических формах является фундаментом нашего бессознательного и всех образов, которые из него позднее выходят. Это язык, который существует вне прагматики коммуникации и для меня это на триста тысяч процентов татарский язык. У каждого языка есть эстетика, даже скорее, эстезис, поскольку эстезис предполагает, что мы говорим только о некоем варианте, не претендуя на универсальность.  Для меня татарский язык — это язык, который меня сформировал, но который проявляет себя в самых разных формах, очень ситуативно, не всегда в практическом смысле.
Инсталляция «Обращение ко всем западным странам», центр современного искусства Влеесхал, 2025. Изображение предоставлено автором.
— А какие у тебя взаимоотношения с русским языком?
— Мне кажется, важно обозначить, что отдельно русского языка у меня не существует. Мой отец — русский со смешанными корнями, мама — татарка, но так как семьи своего отца я никогда не знала, я была воспитана исключительно материнской стороной, в мусульманской вере и татарской культуре, я идентифицирую себя в первую очередь как татарку.
Мой русский неразрывно связан с татарским, я называю его казанским русским. До 4 лет мы жили вместе с дәү әни и дәү әти, и первые воспоминания, связанные с языком, связаны с татарским… Мне было 2−3 года, и у меня была перчатка с разноцветными пальцами. Кызыл (с тат. «красный»), сары (с тат. «желтый»), яшел (с тат. «зеленый»), и потом — фиолетовый. Я не знала этого цвета и сказала «чөгендер» (с тат. «свекла»). В принципе, у меня очень много воспоминаний, связанных с татарским языком в раннем детском возрасте, до 7 лет, хотя я говорила и на русском тоже, но в сознании он появился с вхождением в институциональную жизнь: садик и школа.  Поэтому русский для меня это не семейный язык, это, во-вторых, язык общественный, а, во-первых, мой собственный: я научилась читать очень рано, в три с половиной года, и между семью и пятнадцати годами моим главным занятием было чтение и письмо. Я читала как минимум три часа в день, бывали дни, когда я по семь часов читала. Читала я просто все, абсолютно все, 30 книг в месяц примерно. Из-за скорости, количества, разнообразия прочитанного для меня русский язык — это не устный язык, это язык письма. Хотя я начинала писать на татарском, и отчетливо помню свой первый рассказ, который написала в 6 лет, о пропитании зайцев зимой, но не сложилось, наверно, потому что чтения на татарском тоже не сложилось. В моей семье особо не читали книг, кроме Корана. Моя дәү әни — первая, кто закончил вечернюю школу, дәү әти закончил пять классов. Но это не помешало ему в 90-е выучить арабицу в мечети и позднее стать имамом. Мы учили арабский алфавит вместе с таблицей умножения. Сам язык существовал в бытовом, в устном виде, и он так и не вышел за пределы семьи. С моими подружками-татарками мы говорили исключительно на русском, а иногда даже высмеивали татарский акцент, и сейчас мне за это очень стыдно. Я училась в татарской группе, участвовала в олимпиадах на татарском. Но это был такой мертвый татарский. Поэтому я хорошо знаю грамматику, все понимаю, у меня хороший словарный запас, я могу читать и писать, но использовать в устной речи это мне очень сложно. Сейчас, когда я пишу поэтические тексты, сценарии, то татарский язык там существует в виде таких вкраплений, каких-то слов, выражений, которые вдруг возникают в сознании, то были там всегда, пережив смену всех языковых контекстов, через которые я прошла. Теперь эти вкрапления уже существуют внутри английского, а не русского текста. На данный момент, пройдя семь кругов деконструкции себя и своего отношения ко всем языкам, которые являются частью меня, мне кажется, я нахожусь в стадии принятия своей лингвистической судьбы и с удовольствием смешиваю языки, акценты, ошибки и звукоподражания.
Инсталляция «Мунаджаты Махиры», Таллиннский выставочный зал, 2024. Изображение предоставлено автором.
— Изменились ли у тебя отношения с языком после того, как ты стала матерью?
— После рождения сына начался процесс историзации языка, моих отношений с татарским, моим собственным детством и другими значимыми периодами в жизни. Татарский язык замолк, когда я переехала в Питер в 18 лет. Но у меня была подруга, башкирская татарка, и мы совместно пытались поддерживать какое-то культурное пространство. Готовили вместе очпочмаки, слушали татарскую и башкирскую музыку, пару раз я ездила на Сабантуи в Ленобласть. Но все это происходило за скобками моей художественной практики, потому что те несколько работ, в которых я обращалась к татарскому и мусульманскому контексту, когда я жила в Питере, были проигнорированы художественным сообществом, а когда ты юна и неуверенна в себе, отклик другого задает траекторию развития. Для меня это было очень хрупким делом, так как я серьезно занялась исследованием своей татарской идентичности в 2017 году, когда умер мой даватика, которой являлся для меня отцовской фигурой. Каждая новая работа, которую я делаю и в которую я вплетаю историю нашей семьи, одновременно делает меня ближе к нему, но и также, я надеюсь, будет ниточкой входа в татарскую культуру для моего сына, Кая Аяза.
Мой сын растет между в норвежско-датской среде, а с моим мужем мы говорим между собой на английском. Единственный носитель как русского, так и татарского в нашей семье — это я. Я понимаю, что, скорее всего, мой сын не будет говорить на татарском, поэтому единственное, что я могу сейчас сделать — это сделать родным акустический образ этого языка. Поэтому мы много с ним слушаем песен на татарском языке, в свои два года он уже может петь «Әлдермешкә» Хании Фархи, «Уфтанма» Салавата Фатхутдинова и «Минем Доньяда» Зули Камаловой — а стращаю я его Шурале. Родственники присылают мне много детских книжек на татарском, у нас уже есть небольшая коллекция. Кстати, у нас есть книжки Рабита Батуллы, папы Нурбека Батуллы, одного из участников этой серии интервью. Например, «Койрыксыз бака» (с тат. «Лягушка без хвоста») — это книжка с сюжетом про то, как КАМАЗ отрезал хвост лягушке, потому что она перешла дорогу на оранжевый свет светофора. Все стояли и ждали, а она шла и веселилась, и тут проезжает КАМАЗ и переезжает ей хвост. Жесткая книжка, но Кай Аязу нравится. Другая сказка Батуллы тоже довольно эдипальна: про лисенка с большими ушами, которого ни лисы, ни собаки не принимали за своего. Лисы дразнили его за собачьи повадки. Собаки дразнили его за большие уши. В итоге его убили охотники и сделали из него воротник. Эту сказку я пока решила Кай Аязу не читать. Все, что я могу сейчас сделать — это передать ему родной звук как воздушный поцелуй — и молитву. Один из первых текстов, обращенных к нему, до того, как он родился, звучит так:
Кадр из фильма «Мунаджаты Махиры», 2024. Изображение предоставлено автором.
я была кызым
ты будешь улым
это самые важные семейные реликвии, которые у нас есть
— Я хочу вернуться к одному моменту, о котором ты говорила в начале. Можешь пожалуйста чуть подробнее рассказать про идентичность переводчицы?
— Перевод — это то понятие, которое существует для меня на разных уровнях, это важная художественная задача. Это не только перевод с одного языка на другой, но и разные логики внутри языка. А более всего — это способ передачи памяти и знания. Как мы можем переводить с одной логики на другую? Например, с одного диалекта, более простонародного языка на литературный? Моя задача здесь как художницы-переводчицы — это соединить разные языковые контексты, чтобы они встретились между собой. Язык — это неоднородное пространство, в котором существует татарское радио;; сплетни моей дәү әни и ее подруг на кухне, пока они готовят; школьный татарский; суры Корана на кириллице. Это не только татарский, но и другие языки, которые оставили след во мне. Для меня выбор медиума обусловлен не моим интересом или моим профессионализмом, а тем, в какой форме репрезентация уместна в зависимости от того, с чем я работаю, а также горизонтом трансформации. Иногда достаточно текста, и ты приглашаешь людей участвовать в проекте их голосами, а иногда необходим звук или образ или архивный материал — самые разные языки. В контексте моей практики, режиссерско-монтажерской-переводческой идентичности происходит постоянный переход с одного уровня на другой. Внутри логики монтажа мне очень важно сохранить множественность, например, иногда я монтирую картинку с картинкой, а иногда — с картинки на звук, а иногда — через звук выстраиваю связь с пространством. Для меня важно все эти связи сделать более очевидными через свою работу, потому что это все про разные уровни реальности. Мой интерес лежит не в романтическом, а в материалистическо-духовном поле, владение языком — это иллюзия, я всегда рассыпана в языке. То, что мы знаем — это отпечаток нашей истории и всех контекстов, которым мы принадлежим. С тем, что есть, с тем и работаем. Мне этого достаточно. При этом я знаю, что эти иерархии и треволнения по поводу идеи аутентичности намного отчетливее выступают у людей из диаспоры, поэтому, думаю, для моего сына все будет совсем иначе.
Обложка «Борьба начинается с языкового усилия: аффективный словарь татарского языка», 2022. Изображение предоставлено автором.
— А можешь ли ты немного рассказать про «Аффективный словарь татарского языка»? Как звучит татарский язык за пределами Татарстана?
— «Борьба начинается с языкового усилия: аффективный словарь татарского языка» — это коллаборация между Йоэном, моим партнером, мной и моими дәү әни, которая была представлена в рамках выставки documenta 15 в Касселе, Германия, в 2022 году. На протяжении 100 дней выставки, каждый день Йоэн учил новую фразу вместе с моей дәү әни и ее сестрой по телефону. Эти уроки были записаны и размещены в динамиках в зале ожидания на вокзале, привлекая внимания прохожих, которые слышали в татарском эхо своих собственных родных языков. Главным результатом работы мы считаем производство датского акцента татарского — датский похож на мишарское произношение, мягкие звуки получаются как родные, а вот с твердыми нужно потрудиться.  Одновременно с аудио-инсталляцией мы выпустили словарь. Мы назвали его «аффективным словарем» поскольку в первую очередь, этот проект связан с отношениями и любовью как методологией. Этот словарь вырастает не из желания полного описания всех слов и фраз, он скорее подчеркивает язык как пространство за пределами коммуникации, язык как не что-то, что имеют люди, а как-то, что и есть люди. В составлении словаря мне также помогали Лилия Габдрафикова и Рашид Тухватуллин.
Для меня татарский язык — это язык абсолютной любви, любви безоценочной. Для меня важно, что мой любимый человек сам выразил желание о том, чтобы учить не русский, а татарский. Это очень личный проект, поскольку в нем участвовали самые дорогие для меня люди — Йоэн, моя дәү әни и ее сестра Фарида. Они участвуют во всех моих проектах. Фариду я вообще я называю әникой, когда-то в детстве повторив за ее детьми (с тат. «мама»). Вообще вопрос имени — это такой непростой вопрос. Когда я переехала в Норвегию, начался коронавирус, границы закрыли буквально на следующий день после моего приезда. Я оказалась на карантине в стране, в которой вообще никого не знала. У меня с собой была коллекция носовых платков, которая осталась от моего дәү әти. Когда происходит аш (прим. ритуальное застолье в исламской традиции), имаму и всем участникам раздают күчтәнәч (с тат. «гостинец») с собой — обычно это мыло, носовые платки, еда, какие-то небольшие деньги, но в топе — носовые платки, чай и мыло. После его смерти я забрала все носовые платки, которые ему дарили. Первое, что я сделала в Норвегии — это я стала вышивать имена, например Танзилә/ Таня, Сөембикә/ Соня, Фарида/ Фая и так далее. Это первая работа, которую я сделала в Норвегии. Я никогда ее не выставляла, она просто есть. Это все имена подруг моей дәү әни — это очень важные фигуры, великие женщины. И это переназывание, насколько оно сильно связано с силой характера, с методичным говорением «нет» изменению твоего имени. Это не только вопрос советского прошлого. Вообще для меня всегда было важно делать работы, которые никто не увидит, или увидит через пять, десять лет.
«Голос Сююмбике», кадр из инсталляции, 2022. Изображение предоставлено автором.
— Как бы звучало это интервью, если бы оно было на татарском?
— Оно бы не звучало, я бы отвечала в письменном виде. В нем было бы больше труда, меньше импровизации. Последние пять лет я нахожусь на расстоянии как от русского, так и от татарского языков. Эта дистанцированность сильно повлияла на меня, в хорошем смысле, она сделала меня более смелой: в каком-то смысле лучше быть чужой полностью, чем наполовину. В интернациональном контексте, в котором я сейчас нахожусь, у меня много друзей из исламского мира — из Ирана, Пакистана, Ливана, Египта, Палестины. Моя диспозиция по отношению к татарскому языку и к исламу, который очень трудно отделить от идентичности, изменилась. На поверхность вышли другие формы солидарности и понимания себя как части традиции и моего вклада в нее. Постсоветское пространство — это одно пространство для обсуждения, а когда я нахожусь в международном мусульманском и коренном пространстве — это совершенно другое. Например, меня поражает, что мое видео «В Волго-уральском небе» было показано в Бразилии, в маленьком городе Санта Мария, в совершенно ином коренном и национальном контексте. Это будоражит мое воображение. Это мир, в который я верю — когда тайский режиссер снимает фильм в Колумбии, или когда татарский фильм показывают в Бразилии. Это то, в чем мне больше всего хочется находиться: в мире, в котором дороги протаптываются ради любви, дружбы и солидарности. Несмотря на то, что в устной татарской традиции звучат постоянные предостережения о потере своих корней, если находишься вдали от родины достаточно долго, для меня корни — это про отношения и духовный путь, который отражается в моем художественном пути. Как говорил Каюм Насыри, ягъни кара күңелгә хикмәт вә вәгазь әсәр итмәс, ташка кадак кагып булмайдыр.(с тат. — «Того, чья совесть черна, не пронять ни колдовством, ни добрым словом, как нельзя вбить гвоздь в камень»).


Редактор: Андрей Королев
Менеджер: Нурзиля Мулюкова
Верстка: Раиль Аминов
Перевод: Тансулпан Буракаева


Читать другие интервью из цикла -ов(а) -ев(а) -ин(а): Нурбек Батулла →
«-ов (a) -eв (a) -ин (a)» — ижади ғәмәлдәре тел тирәһендә әйләнгән, үҙбилдәләнештәр киҫешеүенә ҡағылған һәм милли телдәрҙең ауыҙ-тел традициялары менән эш иткән рәссамдар менән интервьюлар серияһы. Проект өсөн алынған тәүге алты интервьюла татар һәм башҡорт теленә ентекле иғтибар биреләсәк. Проекттың атамаһы ХХ быуатта титулһыҙ милләттәр, дискриминация йәки эҙәрлекләүгә дусар булмаҫ өсөн, фамилияларына үҙҙәре өҫтәгән, йәки уларға ассимиляция маҡсаты менән көсләп тағылған урыҫлаштылырған ялғауға ишара яһай. Был интервьюлар йыйыу артында торған ынтылыш бик ябай — тел менән аңлы рәүештә эш иткән рәссамдар телдең яңынан терелеүе йәки үлеүе, онотолоуы йәки тулыланыуы хаҡында ентекләп һөйләп бирә ала. Шул уҡ ваҡытта тел өйрәнгән рәссамдың позицияһы башҡа тел өйрәнеүселәрҙең — филологтарҙың йәки этнографтарҙың һ.б. — позицияһынан айырыла, сөнки күпселек осраҡта ул рәссамдың үҙ тормошо тәжрибәһенә ҡорола. «-ов (a) -eв (a) -ин (a)» — туған телдәрҙең бөгөнгө тороштарына иғтибар итергә өндәгән наҙлы хәбәр; киләсәккә ебәрелгән хәүеф сигналы; быуындар һәм ерҙәр аша үткәрелгән ептәр. Интервьюла ZAMAN MUSEUM куратор-юлдашы Мария Сарычеваның һорауҙарына мультидисциплинар рәссам Y.M. яуап бирә.
«Аҡылдан яҙыу телдәре» лекция-перформансы, 2025. Фотоһүрәт автор тарафынан тәҡдим ителде.
— Нәфис ғәмәлеңдең ниндәй мәлендә телгә ҡарата төплө иғтибар барлыҡҡа килә?
— Тел нәфис ғәмәлемә тиклем үк барлыҡҡа килде, ә уныһы һуңыраҡ, телгә, дөрөҫөрәге, телдәргә булған мөнәсәбәтемдән, килеп сыҡты. Мин телде гел семиотик рәүештә ҡабул итә килдем, визуаль тел минең өсөн — телмәр, кинотел, ым-ишара теле һәм башҡалар кеүек үк, билдәләр системаһы; улар үҙ-ара иерархик мөнәсәбәттә тормай. Бала сағымдан уҡ мин ике телгә — татар һәм рус телдәренә — беркетелгәнмен, һәм тәржемәсенең космополитик үҙаңы минең нәфис ғәмәлем өсөн дә, тел ғәмәле өсөн дә мөһим. Шул уҡ ваҡытта был үҙбилдәләнешем өҫтәмә лә, нейтраль да түгел, уның позицияһы әүҙем. Әлфрид Бостанов — үҙ алымында татар ҡулъяҙмаларын ентекле тикшереү, улар циркуляциялаған контекстар тураһында борсолоу һәм университет белемен тәнҡитләүҙе берләштергән татар фәйләсуфы — татар мәҙәниәте менән бәйле мәсьәләләр киңлегенә мөрәжәғәт итә һәм уның үҫешендә полилингваллек роле тураһында йыш һөйләй. Татар телендәге йөҙ фразанан торған ижади эштәремдең береһендә — татар теленең аффектив һүҙлегендә — «татарга тылмач кирәкми», йәғни «татарға тәржемәсе кәрәкмәй» тигән мәҡәл бар, сөнки билдәле бер тарихи осорҙа татарҙар ҡырым татарҙары, үзбәк, уйғыр, ҡаҙаҡ, башҡорт, сыуаш, сығатай телдәрен бик яҡшы аңлаған. Яңыраҡ мин репрессияларға дусар булған татарҙарҙың саха телен еңел өйрәнеүҙәре һәм унда акцентһыҙ һөйләшеүҙәре тураһында белеп ҡалдым — бик ҡыҙыҡ репрессияланған географик осрашыуҙар. Эшмәкәрлеге мине илһамландырған һәм тәртипкә һалған Әлфрид Бостановҡа әйләнеп ҡайтҡанда. Ул академиялы булмаған сығанаҡтар менән, мәҫәлән, Иҙел-Урал ерендәге ислам белеме генеалогияһының иҫ китмәле китапханаһын сүпләп йыйған, институцияһы һәм финанслауы булмаған ғалимә, ауылда йәшәүсе татар уҡытыусыһы Зәйнәб Мәҡсүдова тупланмаһы менән күп эш итә. Иҫке татар, ғәрәп, фарсы, рус телдәрендә камил һөйләшкән совет ханымы вафатынан һуң уникаль мираҫ ҡалдырған. Татар телендә һөйләшеүселәр өсөн билингваллек тәбиғи, ул һәр ваҡыт тел контексының бер өлөшө булып торған.
Беҙ тел эсендә тыуабыҙ. Был, француз псиохоаналитигы Жак Лакан атауынса, «символик сығанаҡ», беҙ уны һайламағанбыҙ, әммә уның бер өлөшө булып тыуғанбыҙ. Һәм беҙ, тел менән үҙ мөнәсәбәттәребеҙҙе төҙөр өсөн, бесәй балалары кеүек, унан йөҙөп сығырға ынтылабыҙ. Шунан телдең төрлө һынланыштары килеп тыуа. Хәрәкәт иткән образ менән эшләһәм дә, дисциплина-ара рәссам булғас, мин ижад иткән бөтөн нәмәнең дә визуаль һынланышы мотлаҡ булырға тейеш, тигән эске бурысым юҡ. Байтаҡ видеопроекттарым тауыш аша тыуа. Ул мәғәнәлә был бер аҙ рецептив билингваллек: һин үҙеңә төбәп әйтелгән бөтөн нәмәне аңлайһың, әммә, тамағыңа һөйәк эләккәндәй, бер ни тип тә яуаплай алмайһың. Тел менән был мөнәсәбәттәремде мин үҙем уларҙың өлөшө булған бөтөн тел контекстары аша үткәрәм, һәм шуның менән эш итергә тырышам. Мәҫәлән, һуңғы фильмымда инглиз, норвег, рус һәм татар телдәре яңғырай.
«Аҡылдан яҙыу телдәре» циклы китаптарының презентацияһы, 2025. Фотоһүрәт автор тарафынан тәҡдим ителде.
— Нимә ул һинең өсөн татар теле?
— Татар теле — туғандарымдың теле, инде иҫән булмағандар менән осрашыу урыны, тормошомдағы иң сатнап барған мәлдәремдә терәк булып торған, чылтыр-чылтыр (тат. «сылтыр-сылтыр») итеп аҡҡан шишмә. Башҡаһынан тыш, икенсе донъя һуғышынан һуңғы балалар менән дә эш иткән балалар психоаналитигы Франсуаза Дольто langue-dite-maternelle, инглизсә language-to-be-maternal тигән төшөнсә ҡуллана, йәғни әсә теле булырға тейеш, йәки әсә телендәй — нисек итеп яҡшыраҡ тәржемә итергә икәнен белмәйем. Йәғни был әсә теле генә түгел, бында тулы йәки өлөшләтә юғалтыу үлсәме бар. Бәлки, субъект билингваль даирәлә тыуғандыр, ә бәлки, сабый сағында уҡ бер тел даирәһенән икенсеһенә күскәндер — йәғни, беҙ был телгә прагматик мәғәнәлә тулы кимәлдә эйә түгел, шул уҡ ваҡытта тап ошо тел архаик формаларында беҙҙең эске аңдың һәм һуңыраҡ унан сыҡҡан бөтә образдарҙың нигеҙе булып тора. Һәр телдең эстетикаһы була, дөрөҫөрәге, эстезис, сөнки эстезис беҙҙең, универсаллеккә дәғүә итмәйенсә, ниндәйҙер вариант тураһында ғына һүҙ алып барыуыбыҙҙы фаразлай. Минең өсөн татар теле — мине формалаштырған, әммә үҙен бихисап формаларҙа, бик ситуатив, гел генә практик булмаған мәғәнәләрҙә күрһәткән тел.
«Бөтөн Көнбайыш илдәренә мөрәжәғәт» инсталляцияһы, Влеесхал хәҙерге заман сәнғәте үҙәге, 2025. Фотоһүрәт автор тарафынан тәҡдим ителде.
— Ә рус теле менән мөнәсбәттәрең ниндәй?
— Миндә айырым бер рус теле булмауын билдәләп үтергә кәрәктер, тип уйлайым. Атайым —  ҡатнаш сығышлы урыҫ, әсәйем татар, әммә мин, атайымдың ғаиләһен бер ҡасан да белмәгәнлектән, фәҡәт әсәйем яғынан ғына тәрбиә алғанмын, мосолман динендә һәм татар мәҙәниәтендә, мин үҙемде тәү сиратта татар тип билдәләйем.
Минең рус телем татар теле менән айырылғыһыҙ рәүештә бәйле, мин уны Ҡаҙан рус теле тип атайым. 4 йәшемә тиклем беҙ дәү әни (тат. «өләсәй») һәм дәү әти (тат. «ҡартатай») менән бергә йәшәнек, һәм тел менән бәйле тәүге хәтирәләрем татар теле менән бәйле. 2−3 йәштә инем, һәм миндә төрлө төҫтәге бармаҡлы бирсәткәләрем бар ине. Кызыл (тат. «ҡыҙыл»), сары (тат. «һары»), яшел (тат. «йәшел»), һәм һуңынан — шәмәхә. Мин был төҫтө белмәй инем һәм «чөгендер» (тат. «сөгөлдөр») тинем. Дөйөм алғанда, бала сағымдан, 7 йәшкә тиклем, татар теле менән бәйле бик күп хәтирәләрем бар, шул уҡ ваҡытта рус телендә лә һөйләшһәм дә, ул аңымда институциональ тормош — балалар баҡсаһы, мәктәп — килеп сыҡҡас ҡына пәйҙә булды. Шуға ла рус теле минең өсөн ғаилә теле түгел, икенсенән, йәмәғәт теле, ә беренсенән, минең үҙемдең телем: мин бик иртә, өс йәш ярымда, уҡып өйрәндем, һәм ете һәм ун биш йәш араһында төп шөғөлөм уҡыу менән яҙыу булды. Мин кәмендә өсәр сәғәт уҡый инем, ҡайһы бер көндәрҙә етешәр сәғәт уҡыған ваҡыттар булды. Мин нимә бар, шуны уҡый инем, нимә булһа ла, айына 30-ар китап тирәһе. Тиҙлек, күләм, төрлөлөк арҡаһында рус теле минең өсөн — һөйләшеү теле түгел, яҙма тел. Мин татар телендә яҙа башлаһам да — 6 йәшемдә ҡуяндарҙың ҡышҡы туҡланыуы тураһында яҙған хикәйәмде әле һаман да иҫләйем — тик барып сыҡманы, сөнки татар телендә уҡыу ҙа барып сыҡманы. Ғаиләмдә, Ҡөръәндән башҡа, китап уҡымайҙар ине тиерлек. Дәү әни — киске мәктәп тамамлаған тәүге кеше, дәү әти биш кенә класс тамамлаған. Әммә был уға 90-сы йылдарҙа мәсеттә ғәрәп яҙмаһын өйрәнеп, имам булып китергә ҡамасауламаған. Беҙ ғәрәп яҙмаһын ҡабатлау менән бергә өйрәнә инек. Тел үҙе көнкүреш, һөйләшеү теле рәүешендә йәшәп килде, һәм ғаилә сиктәренән ситкә сыҡманы. Татар әхирәттәрем менән фәҡәт рус телендә һөйләшә инек, ҡайһы берҙә татар акцентынан көлә инек, әле миңә бының өсөн бик оят. Мин татар төркөмөндә уҡыным, татар олимпиадарында ҡатнаштым. Тик был шундай үле татар теле ине. Шуға ла мин грамматиканы һәйбәт беләм, барыһын да аңлайым, уҡый һәм яҙа беләм, әммә бының барыһын да һөйләшкән ваҡытта ҡулланыу миңә бик ҡыйын. Әлеге ваҡытта, шиғри текстар, сценарийҙар яҙған ваҡытымда, татар теле йә аңда ҡапыл килеп сыҡҡан бөртөктәр, ниндәйҙер һүҙҙәр, һүҙбәйләнештәр рәүешендә йәшәй, йә ул, минең бөтөн тел контекстарын алмаштырыуҙарым аша үтеп, унда гел булған. Хәҙер инде был бөртөктәр рус теле эсендә түгел, инглиз теле эсендә йәшәй. Әлеге ваҡытта, үҙемде һәм бөтөн телдәргә булған мөнәсәбәтемде деконструкциялауҙың ете түңәрәге аша үтеп мин, моғайын, үҙемдең лингвистик яҙмышымды ҡабул итеү стадияһындамындыр һәм телдәрҙе, акценттарҙы, хаталарҙы һәм тауыш оҡшатыуҙарҙы ҙур ҡәнәғәтлек менән ҡатнаштырам.
«Маһира мөнәжәттәре» инсталяцияһы, Таллинн күргәҙмә залы, 2024. Фотоһүрәт автор тарафынан тәҡдим ителде.
— Әсәй булғас, тел менән мөнәсәбәттәрең үҙгәреш кисерҙеме?
— Улым тыуғандан һуң телде, татар теле, бала сағым һәм башҡа мөһим осорҙарым менән мөнәсәбәттәремде тарихлаштырыу процесы башланды. Мин, 18 йәшемдә Петербургҡа күскәс, татар телем тымып ҡалды. Тик минең әхирәтем бар ине, башҡорт татары, һәм беҙ бергәләп ниндәйҙер мәҙәни киңлек һаҡларға тырыша инек. Бергәләшеп өсбосмаҡтар бешерҙек, татар һәм башҡорт музыкаһын тыңланыҡ, бер-ике тапҡыр Ленинград өлкәһенә һабантуйға барҙым. Тик бының барыһы ла минең нәфис ғәмәлемдән тыш барҙы, сөнки Питерҙа йәшәгәндә татар һәм мосолман контексына мөрәжәғәт итеп эшләгән бер нисә ижади эшем художество йәмғиәтен иғтибарһыҙ ҡалдырҙы, ә һин йәш һәм үҙ-үҙеңә ышанысһыҙ булған ваҡытта башҡа кешенең иғтибар итеүе үҫеш траекторияһын билдәләй. Минең өсөн был ыуалып барған күренеш ине, сөнки мин татар үҙаңымды өйрәнеүҙе 2017 йылда, атай фигураһы булған дәү әти үлгәс кенә, етди рәүештә башланым. Мин ижад иткән һәм ғаилә тарихына үргән һәр яңы эшем мине бер үк ваҡытта уға яҡыныраҡ итә һәм, өмөт итеүемсә, улым Кай Аяз өсөн дә татар мәҙәниәтенә инеү нөктәһенә әйләнәсәк.
Улым норвег-дат даирәһендә үҫә, ә ирем менән үҙ-ара инглиз телендә һөйләшәбеҙ. Ғаиләбеҙҙә русса һәм татарса һөйләшеүсе берҙән-бер кеше —  ул мин. Улымдың, моғайын, татарса һөйләшмәҫен аңлап торам, шуға ла әле ҡулымдан килгән берҙән-бер нәмә — уға был телдең акустик образын туған итеү. Шуға ла беҙ уның менән бик күп татар йырҙары тыңлайбыҙ, ике йәшендә ул Хәниә Фәрхиҙең «Әлдермешкә», Салауат Фәтхетдиновтың «Уфтанма», Зуля Камалованың «Минем Доньяда» йырҙарын башҡара белә, ә мин уны Шүрәле менән ҡурҡытам. Туғандарым байтаҡ татар телендәге балалар китаптары ебәрә, беҙҙә ҙур булмаған коллекция йыйылды. Әйткәндәй, беҙҙә ошо интервью серияһында ҡатнашыусыларҙың береһе Нурбәк Батулланың атаһы Рәбит Батулланың китаптары бар. Мәҫәлән, «Койрыксыз бака» (тат. «Ҡойроҡһоҙ баҡа») — светофторҙың әфлисун төҫөнә үткән баҡаның ҡойроғон КАМАЗ машинаһының өҙөүе тураһындағы сюжетлы китап. Бөтәһе лә көтөп торған, ә ул, шаярып, юл аша сыҡҡан, шул ваҡытта КАМАЗ үтеп барған да ҡойроғон өҙгән. Бик аяуһыҙ китап, әммә Кай Аязға оҡшай. Батулланың тағы бер әкиәте лә бик эдипаль: төлкөләр ҙә, эттәр ҙә ҡабул итә алмаған ҙур ҡолаҡлы төлкө балаһы тураһында. Төлкөләр уны үҙен эт кеүек тотҡанға әбәкләгән. Эттәр уны ҙур ҡолаҡтары өсөн йәберләгән. Һөҙөмтәлә уны һунарсылар үлтереп, тиреһенән яға эшләй. Был әкиәтте мин Кай Аязға уҡымай торорға булдым. Әле эшләй алған бөтөн нәмәм — уға, һауа аша ебәрелгән үбеү һәм доға һымаҡ, туған моңдо тапшырыу. Ул тыуғанға тиклем үк уға төбәп сығарылған тәүге текстарымдың береһе ошолай яңғырай:
«Маһира мөнәжәттәре» фильмынан кадр, 2024. Фотоһүрәт автор тарафынан тәҡдим ителде.
я была кызым
ты будешь улым
это самые важные семейные реликвии, которые у нас есть

(«мин ҡыҙым инем
һин улым булаһың
был беҙҙә булған иң мөһим ғаилә ҡомартҡыларыбыҙ»)
— Һин алдараҡ әйтеп үткән бер моментҡа әйләнеп ҡайтҡым килә. Тәржемәсе үҙбилдәләнеше тураһында саҡ ҡына ентекләберәк һөйләп китә алаһыңмы?
— Тәржемә — ул минең өсөн төрлө ҡатламда йәшәгән төшөнсә, мөһим нәфис бурыс. Был бер телдән икенсегә ауҙарыу ғына түгел, ә тел эсендәге төрлө логикалар. Ә иң мөһиме — хәтер һәм белем тапшырыу ысулдары. Беҙ бер логиканан икенсегә нисек тәржемә итә алабыҙ? Мәҫәлән, бер диалекттан икенсегә, халыҡсаныраҡ телдән әҙәби телгә? Рәссам-тәржемәсе булараҡ бурысым — ул төрлө тел контекстарын үҙ-ара тоташтырыу, уларҙы бер-береһе менән осраштырыу. Тел — ул бер төрлө булмаған киңлек, унда татар радиоһы; дәү әни һәм уның әхирәттәренең кухняла ашарға бешергән арала һөйләшкән хәбәрҙәре; мәктәптәге татар теле; кириллицала яҙылған Ҡөръән сүрәләре йәшәй. Был татар теле генә түгел, миндә эҙ ҡалдырған башҡа телдәр ҙә. Минең өсөн медиум һайлауҙы ҡыҙыҡһыныуым йәки профессионаллегем генә билдәләмәй, ә эшләгән эшемдән сығып, ниндәй формалағы репрезентация тап килеүе, шулай уҡ үҙгәреш офоғонан тора. Ҡайһы берҙә текст ҡына ла етә, һәм һин кешеләрҙе проектта үҙ тауыштары аша ҡатнашырға саҡыраһың, ә ҡайһы саҡта шаулау йәки образ йәки архив материалы кәрәк була — төрлө телдәр. Ижади ғәмәлем, режиссер-ҡораусы-тәржемәсе үҙбилдәләнешем контексында һәр ваҡыт бер ҡатламдан икенсеһенә күсеү бара. Ҡорау логикаһы эсендә миңә күплелекте һаҡлау мөһим, мәҫәлән, ҡайһы берҙә мин һүрәтте һүрәткә ҡорайым, ҡайһы ваҡытта һүрәттән тауышҡа күсәм, ә ҡайһы саҡта — тауыш аша урын менән бәйләнеш төҙөйөм. Миңә үҙ эшем аша ошо бәйләнештәрҙе аныҡлау мөһим, сөнки быларҙың барыһы ла — ысынбарлыҡтың төрлө ҡатламдары тураһында. Минең ҡыҙыҡһыныуым романтик түгел, ә материалистик-рухи киңлектә ята, тел белеү ул — иллюзия, мин гел тел эсендә һибелгәнмен. Беҙ белгән нәмә ул — тарихыбыҙ һәм беҙ уҡмашҡан бөтөн контекстар баҫып ҡалдырған эҙ. Нимә бар — шуның менән эш итәбеҙ. Минең өсөн был етә. Шул уҡ ваҡытта бөтөн иерархиялар һәм аутентиклыҡ идеяһы тураһындағы борсолоуҙар диаспоралағы кешеләрҙә күпкә сағыуыраҡ күренә, шуға ла улым өсөн бөтөнләй икенсе төрлө буласаҡ, тип уйлайым.
«Көрәш тел көсөргәнешенән башлана: татар теленең аффектив һүҙлеге» тышлығы, 2022. Фотоһүрәт автор тарафынан тәҡдим ителде.
—  «Татар теленең аффектив һүҙлеге» тураһында бер аҙ һөйләп үтә алаһыңмы? Татарстандан ситтә татар теле нисек яңғырай?
— «Көрәш тел көсөргәнешенән башлана: татар теленең аффектив һүҙлеге» — 2022 йылда Кассель, Германияла documenta 15 күргәҙмәһе сиктәрендә күрһәтелгән, партнерым Йоэн, үҙем һәм дәү әниҙәрем араһындағы коллаборация. Күргәҙмә барышында 100 көн буйы Йоэн дәү әнием һәм уның һеңлеһе менән телефон аша яңы һүҙбәйләнеш өйрәнде. Был дәрестәр, яҙылып алынып, вокзалдағы көтөү залындағы динамиктарҙан яңғыраны, татар телендә үҙ туған телдәренең яңғырашын танытып, үтеп барған кешеләрҙең иғтибарын йәлеп итте. Был эштең төп һөҙөмтәһе итеп беҙ татар теленең дат акцентын булдырыуҙы һанайбыҙ - дат теле мишәр яңғырашына оҡшаған, йомшаҡ өндәр нисек кәрәк, шулай килеп сыға, ә бына ҡаты өндәр сығарыуҙы тырыштырырға тура килә. Аудио-инсталляция менән бер үк ваҡытта беҙ һүҙлек сығарҙыҡ. Беҙ уны «аффектив һүҙлек» тип атаныҡ, сөнки, тәү сиратта, был проект, методология булараҡ, мөнәсәбәт һәм мөхәббәт менән бәйле. Был һүҙлек бөтөн һүҙҙәр һәм һүҙбәйләнештәрҙе тулыһынса тасуирлау теләгенән үҫеп сыҡманы, ул күберәк телдең коммуникация сиктәренән тыш бер киңлек булыуын билдәләй, кешеләрҙеке түгел, кешеләр үҙҙәре булған ниҙер булыуын. Һүҙлек төҙөүҙә миңә шулай уҡ Лилиә Ғабдрафиҡова һәм Рәшит Төхвәтуллин ярҙам иттеләр.
Минең өсөн татар теле — ул абсолют мөхәббәт, билдәләр талап итмәгән мөхәббәт теле. Минең өсөн яратҡан кешемдең үҙе башлап рус телен түгел, татар телен өйрәнергә теләк белдереүе мөһим. Был оло кимәлдә шәхси проект, сөнки унда минең иң ҡәҙерле кешеләрем — Йоэн, дәү әнием һәм уның Фәриҙә һеңлеһе ҡатнаштылар. Улар бөтөн проекттарымда ҡатнаша. Фәриҙәне мин ғөмүмән, ҡасандыр бала сағымдан башлап, уның балаларына эйәреп, әни тип йөрөтәм (тат. «әсәй»). Исем мәсьәләһе — ул ябай мәсьәлә түгел. Мин Норвегияға күскәс, коронавирус башланды, сиктәрҙе мин килгәндең икенсе көнөнә үк яптылар. Мин бөтөнләй бер кемде лә белмәгән илдә карантинға бикләндем. Үҙем менән дәү әтиемдән ҡалған ҡулъяулыҡтар коллекцияһы бар ине. Аш ваҡытында (иҫкәрмә — Ислам йолаһында ритуаль һый), имамға һәм бөтөн ҡатнашыусыларға күстәнәс биреп ебәрәләр, ғәҙәттә — һабын, ҡулъяулыҡ, аҙыҡ, ҙур булмаған аҡса, әммә күбеһенсә — ҡулъяулыҡ, сәй һәм һабын. Уның вафатынан һуң мин уға бүләк ителгән бөтөн ҡулъяулыҡтарҙы үҙем менән алып киттем. Норвегияла эшләгән тәүге нәмәм — исемдәр сигә башланым, мәҫәлән, Тәнзилә/Таня, Сөйөмбикә/Соня, Фәриҙә/Фая һ.б. Был Норвегияла эшләгән тәүге эшем булды. Мин уны бер ҡасан да күрһәтмәнем, ул тик бар ғына. Улар бөтәһе лә дәү әниемдең әхирәттәренең исеме — бик мөһим фигуралар, бөйөк ҡатындар. Был яңынан атау — холоҡтоң көсө менән, исемеңде үҙгәртеүгә даими «юҡ» тип тороуға ни тиклем бәйле. Был совет үткәнебеҙгә генә бәйле мәсьәлә түгел. Ғөмүмән, миңә һәм ваҡыт бер кем дә күрмәйәсәк, йәки биш, ун йылдан һуң ғына күрәсәк эштәр эшләү бик мөһим.
«Сөйөмбикә тауышы», инсталляциянан кадр, 2022. Фотоһүрәт автор тарафынан тәҡдим ителде.
— Был интервью татар телендә булһа, нисегерәк яңғырар ине?
— Ул яңғырамаҫ ине, мин яҙма рәүештә яуап ҡайтарыр инем. Унда күберәк хеҙмәт, әҙерәк импровизация булыр ине. Һуңғы биш йыл мин рус теленән дә, татар теленән дә ҙур ғына алыҫлыҡта йәшәйем. Был дистанциялыҡ миңә бик ныҡ тәьҫир итте, яҡшы мәғәнәлә, сөнки ул мине ҡыйыуыраҡ итте: ниндәйҙер кимәлдә ярым ят булғансы, тулыһынса ят булыу хәйерлерәк. Мин булған интернациональ контекста минең Ислам донъяһынан дуҫтарым күп: Иран, Пакистан, Ливан, Мысыр, Фәләстиндан. Минең татар теленә һәм үҙаңымдан айырыуы бик ҡыйын булған Исламға ҡарата диспозициям үҙгәрҙе. Теләктәшлектең башҡа формалары һәм үҙемде йоланың һәм үҙемдең уға индергән өлөшөмдөң бер өлөшө итеп аңлау өҫкә ҡалҡып сыҡты. Советтан һуңғы киңлек — ул әңгәмә ҡора торған бер урын, ә мин халыҡ-ара мосолман һәм ерле халыҡтар араһында булған урында — бөтөнләй икенсе. Мәҫәлән, «Иҙел-Урал күгендә» тигән видеом Бразилияла, Санта Мария тигән бәләкәй генә ҡаласыҡта, бөтөнләй икенсе милли һәм ерле халыҡ контексында күрһәтелеүе мине шаҡ ҡатыра. Был минең күҙ алдына килтереү һәләтен уғата көсәйтә. Бындай донъяға мин ышана алам — тай режиссеры фильмын Колумбияла төшөрә, йәиһә татар фильмын Бразилияла күрһәтәләр. Был минең иң булғым килгән урыным: юлдар мөхәббәт, дуҫлыҡ һәм теләктәшлек өсөн тапалған донъяла. Татар ауыҙ-тел ижады традицияһында, сит илдә оҙаҡ йөрөһәң, тамырҙарыңды юғалтыуың тураһында даими иҫкәртеүҙәр яңғырап торһа ла, минең өсөн тамырҙар — мөнәсәбәттәр һәм ижади юлымда сағылыш тапҡан рухи юл. Ҡәйүм Насыри әтмешләй, ягъни кара күңелгә хикмәт вә вәгазь әсәр итмәс, ташка кадак кагып булмайдыр (тат. — «йәғни ҡара күңелгә хикмәт вә вәғәҙ әҫәр итмәҫ, ташҡа ҡаҙаҡ ҡағып булмайҙыр»).


Мөхәррир: Андрей Королёв
Менеджер: Нурзилә Мөлөкова
Верстакалау: Раиль Аминов
Тәржемә: Таңсулпан Бураҡаева


-ов(а) -ев(а) -ин(а) циклынан башҡа интервьюлар: Нурбәк Батулла →