Обе постановки, работающие на стыке физического театра, современного танца и саунд-дизайна, заходят на территорию сайнс-арта, предлагая некий гибрид искусства и науки, пытаясь раскрыть взаимные ранее не видимые связи. «Plumbum» под тщательно сконструированный металлический шум отправляется исследовать «архаичное» сознание человека и «железное» время через знакомые по фольклору микросюжеты. «Эфир» хочет сформировать у зрителя физическое ощущение пятого элемента, связывающего все энергии Вселенной в нечто цельное и неразделимое.
Пожалуй, самое сильное впечатление от пластических лабораторных работ связано с тем, как эти постановки преломляются в глазах зрителей. История преодоления старого времени, сюжет о существовании в идеальную эпоху — что это, здесь и сейчас? Интерпретаций может быть множество, но можно сузить варианты до оптимистичного и отчасти пессимистичного. С одной стороны, в этом отражается чудо победы богомола, угрожающе топорщащего крылышки навстречу надвигающемуся на него поезду. С другой — это контурные карты горы, в которую должен тащить (и неизменно терять) свой непомерный груз каждый человек.
Театральный критик Павел Руднев, рассуждая о близких этим постановкам смыслах, писал, что цена любой культуры в принципе мизерная — в критической ситуации этот слой исчезает первым, против какого бы то ни было лома нет приема. Но это не значит, что у человечества есть какой-то другой прием. Неслучайно Альбер Камю в свое время показывал, что человек в мире абсурда обязан быть Сизифом: знать, что камень все равно упадет, но видеть свою задачу в том, чтобы нести и нести его в гору. В этом — его эмпатия, сочувствие, строительство знака.
В этом контексте телом, которое подкрашено музыкой, лабораторные постановки рисуют две вполне параллельные прямые. Их точка пересечения остается за кадром — старый мир уже ушел, новый мир пока выглядит невозможным — точнее, они пересекаются ровно в голове у зрителя, который сейчас находится в эпицентре истории. Сам собой напрашивается вопрос — как совершить этот переход, за счет чего? Как преодолеть свинцовые обстоятельства, чтобы эфир, наконец, стал чист и ясен?
Зрителю вручается этот вопрос — тяжелый, как тонна свинца, и легкий, как тонна пуха, — думай, анализируй, сравнивай. Поэтому и зритель, оказавшийся перед такой формулой с художественной гравировкой, — значит не меньше настоящего ученого, ищущего необъятный космос в привычной песчинке.
Андрей Королев, Посольство Музея современного искусства ZAMAN