«Человек-андеграунд» — дебют одного из самых перспективных молодых режиссеров страны — начинается с параллельного монтажа железнодорожного узла и шагающей человеческой массы. Поезда, руководствуясь невидимыми правилами, едут по определенному пути и скрываются за кадром. Люди в одежде одинаково невнятных цветов движутся в неизвестном, но вполне уверенном направлении. И те, и другие держатся выбранных рельсов — свернуть с них означает катастрофу.

Кажется, что нет ничего, кроме этой работы и заданного движения. Но вдруг в монтаж вклиниваются кадры — человек играет на гитаре. Приходит осознание, что извлекаемая музыка — потусторонняя, обещающая где-то в глубине вокзала не меньше логова жар-птицы, — с самого начала сопровождала демонстрацию строгого расписания жизни. За последующие два часа, вобравших почти четыре десятилетия московского времени, Вадим Костров рассказывает о мире свободных художников, которые живут, словно дети, в отчаянно взрослом мире, и справедливо считают, что выбор у человека есть всегда, даже если у него ничего нет, кроме рельсовой мозаики.

Фильм незаметно разделен на две части. Первая часть — путешествие в недавнее столичное прошлое: о легендарных арт-сквотах рассказывают непосредственные участники событий — Герман Виноградов, Александр Петлюра, Авдей Тер-Оганьян, периодически их рассказ прерывают они же сами, только помладше — вшитые в любительские видеосъемки былых событий. Для зрителя, знакомого с пестрым столичным арт-контекстом, это путь близок к паломничеству в святые места, где еще живы свидетели шаманических сессий Гребенщикова, Курехина и Цоя; для новичка — это не меньше, чем визит к инопланетянам.

Зачастую подобная археология — самоцель документа, эдакий один взгляд назад, но не в этом случае. Вторая часть фильма, возвращающая зрителя в наши дни, где в «Милютинском сквоте» живет арт-коммуна, выводит тему на принципиально иной уровень. Исследуя столичный сквоттинг, автор подводит к пониманию этого феномена — желания жить и творить вместе — как одной из естественных социальных потребностей человека. И в этом смысле «Чердак» — не попытка эскапизма, а напротив овеществление фактуры, которая не только фиксирует уязвимость и недостаточность положения, но уравнивает в правах сквоттинг с привычным офисно-бытовым ритмом современных мегаполисов.

«Чердак-андеграунд» — это политически заряженное кино, поскольку рассказывает об успешном анархическом опыте самоорганизации. Фильм мог бы быть соответствующей агитацией в наше смутное время, когда коммуникация между властью и населением критически нарушена, но цель режиссера лежит глубже. Вадим Костров лишает фильм теоретической базы — точнее, предлагая вместо политустановок лаконичные эпиграфы из Библии: «Радуйтесь всегда... и еще говорю: радуйтесь» и «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться». Весь возможный дискурс заменяется раскиданным по фильму стихотворением Аллы Ахундовой «Веселые кони» — и в нем важна не столько отсылка к застойной неосоветской современности, а пуленепробиваемая детская жизнеспособность, рентгеновский снимок ростка, умеющего пробиваться сквозь полотно асфальта.

В этом контексте «Чердак-андеграунд» — обнадеживающая ода к радости: творческая жизнь, когда-то начавшаяся и подхваченная в наши дни — прекрасна, и нежна, и вызывает улыбку, и хрупка до детской же беззащитности. Неслучайно режиссер рифмует звуковой перформанс Бикапо — могучее звукоизвлечение из балок, труб и листов железа — с перезвоном церковных колоколов: творческое созидание — та же религия.

— Кажется, в картинах Вадима Кострова, по крайней мере, в лучших, можно уловить странное, редкое нынче чувство — энтузиазм, — отмечает Евгений Майзель в журнале «Искусство кино». — Потребность в том, чтобы окружающее имело смысл. Потребность в деле, которое было бы чем-то большим, чем личное или семейное благополучие. Потребность в том, чтобы съемки кино были не просто производственным, но экзистенциальным актом, способным изменить участников. Подобно тому, как окрыляют человека дружественная лояльная среда, окружение друзей и любимых.

Примечательно, что Костров, снимая большое по своему внутреннему смыслу кино выбирает героев маленьких, «негромких». Так, сам режиссер говорил о важности высвобождать «тихий голос молодых ребят, которые как бы есть, но как будто их нет».

— Во всех своих фильмах Костров снимает друзей и близких — таких же, как он, молодых людей из Тагила со скупым бытом, но богатым внутренним миром. Их окружают не самые живописные декорации, но творчество и спокойное, но неугасимое желание жить, присутствовать и ощущать позволяют видеть красоту и гармонию не только внутри себя, но и снаружи. Пожалуй, именно это спокойствие и лирическая размеренность интонации поражают в кинематографе Кострова больше всего. Мы не привыкли к такому взгляду на провинцию, в нем есть покой и воля, совершенно не свойственные российскому кино, — подчеркивает Алексей Артамонов в рецензии «Сеанса».

Сейчас фильмография 23-летнего Вадима Кострова насчитывает уже семь (!) полнометражных работ, он один из самых востребованных молодых российских режиссеров — как в России, так и за рубежом. Только за прошлый год его фильмы вошли в конкурсные программы значительных кинофестивалей в Британии, Франции, Португалии. Несколько дней стало известно, что фильмы «Лето» и «Орфей» вошли в российский и международный конкурсы грядущего XIX кинофестиваля «Дух огня». Кроме того, на международном кинофестивале в Мексике будет организована ретроспектива его фильмов — наряду с ретроспективой Ларисы Шепитько. А это значит, что у российского зрителя есть отличная возможность в реальном времени наблюдать за стремительным становлением режиссера, чье имя уже подхватывают фестивали из разных уголков мира.

Андрей Королёв